Н.В. Гоголь - христианин.
Эту часть моих размышлений я позволю себе начать со статьи Сергея Тимофеевича Аксакова, написанной им через год после смерти Гоголя.
«Вот и год прошел, как нет на свете Гоголя! 21 февраля 1853 года, в память дня его кончины, много пролито теплых слез и отслужено панихид. Гоголь был не только великий художник, но и вполне верующий христианин. <...>
Естественно было желание публики узнать биографию Гоголя...
Для большего уяснения предмета я позволяю себе повторить некогда сказанное мною: "Гоголя как человека знали весьма немногие. Даже с друзьями своими он не был вполне, или, лучше сказать, всегда откровенен. Он не любил говорить ни о своем нравственном настроении, ни о своих житейских обстоятельствах... Кроме природного свойства замкнутости, это происходило от того, что у Гоголя было постоянно два состояния: творчество и отдохновение. <...> Да не подумают, что Гоголь менялся в своих убеждениях; напротив, с юношеских лет он оставался им верен. Но Гоголь шел постоянно вперед; его христианство становилось чище, строже; высокое значение цели писателя -яснее и суд над самим собою - суровее. Итак, в этом смысле Гоголь изменялся. <...> ...Он... с иными беседовал о предметах духовных; с иными упорно молчал,и даже дремал или притворялся спящим. <...>
<...> Гоголь вел обширную переписку. <...> Гоголь выражается совершенно в своих письмах; в этом отношении они гораздо важнее его печатных сочинений. Какое наслаждение... рассмотреть в подробности духовную жизнь великого писателя и высоконравственного человека! Сколько борьбы в примирении художника с христианином, сколько подвигов послушания и сколько ошибок, увлечений, зыбкого человеческого ума, никогда, однако же, не помрачивших чистоты душевной, открыла бы такая биография! Сколько умилительного и поучительного нашли бы в ней даже такие читатели, которые чужды литературного направления!» [3].
Нам интересны и поучительны именно его религиозные воззрения, из которых выросли потом и литературные идеи, и вся жизнь писателя. Сам Гоголь пишет: "От ранней юности моей у меня была одна дорога, по которой иду" [1, с. 187]. Гоголь был глубоко верующим, а сравнительно с окружающим его обществом - исключительно религиозным. Читая его письма, прежде всего дивишься постоянному упоминанию им Бога.
"...Дай Бог, чтоб я в силах был написать (задуманное. - Авт.)... Боже! как часто не достает ни слов, ни выражений мне тогда, как толпится в душе много того, что б хотела выразить и сказать моя душа... <...>
<...> Но да внушит вам Бог и вразумит вас (проф. С. П. Шевыре-ва, проф. М. П. Погодина, С. Т. Аксакова. - Авт.)} Вы всячески сделаете умнее и лучше меня" [1, с. 115-116].
"...Лучше все поблагодарим Бога за все, что ни посылается нам. Ибо все, что ни посылается нам, посылается на вразумление и уяснение очей наших" [1, с. 124].
"Никогда так трудно не приходилось мне, как теперь... Но Бог милостив и дает мне силу переносить. <...>
...Все нужно терпеть, все переносить и всякую минуту повторять: да будет и да совершается Его святая воля над нами" [1, с. 171].
"Слава Богу за все. Дело (писательство. - Авт.) кое-как идет" [1,с. 239].
"...Если Бог будет милостив и пошлет несколько деньков... то, может быть, и я как-нибудь управлюсь" [1, с. 240].
"Прощайте. Бог да хранит вас" [1, с. 158].
Мысли о Боге были в сердце и уме Гоголя почти постоянно.
Христос. «...Разве вся жизнь моя не стоит благодарности, разве небесные минуты тех радостей, которые я слышу, не вызывают благодарности, разве прекрасная жизнь тех прекрасных душ, с которыми встретилась душа моя, не вызывают благодарности? Разве любовь, обнявшая мою душу и возрастающая в ней более и более с каждым днем, не стоит благодарности? Разве в сих небесных торжественных минутах не присутствует Христос? <...> Разве эта любовь не есть уже Сам Христос? Разве все, что отрывается от земли и земного, не есть уже Христос, разве в любви, сколько-нибудь отделившейся от чувственной любви, уже не слышится мелькнувший край божественной одежды Христа? И сие высокое стремление... не есть ли уже стремление ко Христу? <...> "Где вас двое, там и Церковь Моя". <...> Только... чувственная любовь... не зрит Христа. <...> И да молится вечно человек, чтобы спасли его небесные силы от сей ложной, превратной любви! Но любовь душ - это вечная любовь» [1, с. 90].
Дух Святый. «...Кто же из нас может так решительно выразиться, кроме разве Того, Который уверен, что Он стоит на верху истины? Как может кто-либо (кроме говорящего разве Святым Духом) отличить, что ложь, а что истина. <...> Как может он, неопытный сердце-знатель, назвать ложью сплошь, с начала до конца, какую бы то ни было душевную исповедь. <...> В то время, когда я издавал мою книгу ("Выбранные места". - Авт.), мне казалось, что я ради одной истины издаю ее, а когда прошло несколько времени после издания, мне стало стыдно за многое, многое, и у меня не стало духа взглянуть на нее. Разве не может случиться того и с вами? Разве и вы не человек? Как вы можете сказать, что ваш нынешний взгляд непогрешителен... Нет, Константин Сергеевич (сын старшего Аксакова. - Авт.)... <,..> мне становится теперь страшно всякий раз, когда слышу человека, возвещающего слишком утвердительно свой вывод как непреложную, не-погрешительную истину» [1, с. 207].
Диавол. В связи с вышесказанными словами о "непогрешительности", Гоголь пишет и о диаволе.
"...Есть дух обольщения, дух-искуситель, который не дремлет... и, увы! чаще всего бывает он возле нас в то время, когда думаем, что он далеко, что мы освободились от него и от лжи и что сама истина говорит нашими устами" [1, с. 207].
"...Как обольщаем мы себя все до единого, грешные люди; и чем кто больше получил даров и талантов, тем больше себя обольщает. А демон излишества, который теперь подталкивает всех, раздует так наше слово, что и смысл, в котором оно сказано, не поймется" [1, с. 198].
"А дьявол, который надмевает всякого из нас самоуверенностью, раздул до чудовищности кое-какие места. Невоздержание заставило меня издать мою книгу". <...> Она меня покрыла позором, по словам вашим (С. Т. Аксакова. - Авт.). Она мне, точно, позор; но благодарю Бога за этот позор, благодарю за то, что попустил Он явиться ей в свет. Не увидел бы я без ней ни неряшества моего, ни самоослепления...
<...> Друг мой, теперь такое время, что вряд ли у кого из нас здрава, как следует, голова. Глядеть на меня, как на блудного сына, и ожидать моего возвращения на путь истинный может только тот, кто сам стоит уже на этом истинном пути. А это один только Бог ведает, кто из нас на каком именно месте стоит" [1, с. 199-200].
Кстати, позволю себе высказать мнение о "Вие" - одном из первых произведений Гоголя. Обычно на это творение смотрят как на пустое народное поверье. Я же думаю, что здесь была действительная вера в существование бесов как в народе, так и у самого Гоголя (как видим из слов его). Тем более, что он не раз упоминает о своих "видениях" и проч. В диавола он верил по-православному, но говорить об этом прямо тогда еще не мог и выпустил "Вия" как народную фантазию.
Молитва. Крепко, глубоко, всем сердцем веруя в Бога, Гоголь, естественно, часто говорил о молитве.
Намереваясь прилежнее заняться "Мертвыми душами", а может быть, предвидя и свое путешествие в Палестину, он должен был обратиться за денежной помощью к друзьям своим: Шевыреву, Погодину и Аксакову.
"Теперь (1843 год. - Авт.) я приступаю к тому, о чем давно хотел поговорить и для чего как-то не имел достаточных сил".
Однако Гоголь сделал это совсем не так просто, как обычно делаются такие дела.
"Но помолясь, приступаю... твердо. <...> От вас я теперь потребую жертвы, но эту жертву вы должны принесть для меня. ...Возьмите от меня, на три или четыре даже года все житейские дела мои. <...> Верьте словам моим, и больше ничего. Если человек в полном разуме, в зрелых летах своих, а не в поре опрометчивой юности, человек, сколько-нибудь чуждый неумеренностей и излишеств, омрачающих очи, говорит, не будучи в силах объяснить бессильным словом, говорит только из глубины растроганной глубоко души, - верьте мне... Не стану вам говорить, что благодарность моя будет за это вам бесконечна, как безконечна к нам любовь Христа, Спасителя нашего" [1, с. 113-114].
«Летом полагаю объездить места, в которых не был, в Европе северной, на осень в южную, на зиму в Палестину, а весной, если будет на то воля Божья, в Москву. <...> А всех вообще просите молиться обо мне, да путешествие мое будет мне во спасенье душевное и телесное и да успею, хотя во время его, хотя в дороге, совершить тот труд, который лежит на душе ("Выбранные места". - Ред.). Пусть Ольга Семеновна (жена С. Т. Аксакова. -Авт.) об этом помолится и все те, которые любят молиться и находят усладу в молитвах» [1, с. 171].
"Благодарю Ольгу Семеновну: мне кажется, что она обо мне молится. Это лучшая услуга, какую только на земле мы можем оказать своему брату" [1, с. 201].
"Хорошо делает тот, кто снабжает меня всеми замечаниями... упрекает и склоняет других упрекать. Но сам в то же время не смущается обо мне, а вместо того тихо молится в душе своей, да спасет меня Бог от всех обольщений и самоослеплений, погубляющих душу человека. Это лучше всего, что он может для меня сделать, и, верно, Бог за такие чистые и жаркие молитвы, которые суть лучшие благодеяния, какие может сделать на земле брат брату, спасет мою душу даже и тогда, если бы, по-видимому невозвратно, одолели ее всякие обольщения" [1, с. 191].
"Будем лучше просить Бога о том, чтобы остальные дни наши помог нам провести в полном мире с совестью нашей... и чтобы хоть чем-нибудь дал нам возможность загладить часть прежнего, искупя хоть чем-нибудь бесполезность и праздность нашей жизни" [1, с. 200-201].
Оставить комментарий на статьюЛебединская Елизавета
29.11.2007