Интервью Константина Кинчева журналу "Встреча" (г.Сергиев Посад), август 2000 года

Константин Евгеньевич, как Вы пришли к вере?

КК.: Мой приход к вере не был чем-то обвальным, резким, молниеносным, он скорее был постепенным, как подъем в гору. Все было плавно. Но, конечно, были и метания. В поиске я находился лет с тринадцати, когда бабушка подарила мне Евангелие. Безусловно, на этом пути у меня было все: и отрицание, и язычество, была и дерзость: я говорил, что я Бога люблю, а Он меня нет, что никогда ничьим рабом я не буду, даже Божиим, я - "сам-с-усам". На рубеже 33-х лет я вдруг осознал, что для дальнейшего движения надо бы определиться четко... На мой выбор, несомненно, повлияли и те люди, с кем я работал. В частности, у нас в группе играл клавишник Андрей Королев, который уже был православным во время нашей совместной работы. Сейчас он работает у Белгородского епископа Иоанна. Собирается в будущем принять сан. Также и рано погибший гитарист Игорь Чумичкин был верующим. Во многом благодаря им я принял Крещение. Последнюю точку в моих сомнениях и метаниях поставила поездка в Иерусалим.

Некогда Вы говорили в интервью, что не можете быть христианином, так как в душе Вы - язычник...

КК.: Я на этот вопрос отвечал уже много раз. Ничего здесь нет удивительного и экстраординарного. Я прохожу путь моей великой Родины. Как шла моя земля от язычества к Православию, к спасению, так шла и моя душа. Я свою душу от своей земли совершенно не отделяю. Поэтому еще лет восемь назад могла прозвучать такая фраза, что я очень хотел бы стать христианином, но, к сожалению, по душе я - язычник. Вот так через языческую гордыню я и пришел к Православию. До полного смирения мне, конечно, - как до Гималаев, но, видит Бог, я как-то стараюсь.

Почему Вы выбрали именно Православие?

КК.: Потому что меня всегда настораживали модные течения и исповедания. Коли я родился на своей земле и интересуюсь ее историей, то другие вероисповедания не могут возникнуть в моей душе. Другое дело, что в мой языческий период появлялась Блаватская и весь этот "блудеж", который отец Андрей Кураев разнес в пух и прах в своей замечательной книге "Сатанизм для интеллигенции". И дай Бог ему здоровья за этот труд. Уж больно соблазнительная идея этого вселенского экуменизма, которым болеет большинство нашей интеллигенции.

Приход человека к вере, как правило, связан с переворотом в его мировоззрении, с отказом от прошлых ценностей и жизненных ориентиров. В какой степени Вы ощущаете перемену в своем творчестве после прихода в Церковь?

КК.: Будет не очень скромно, если я стану говорить: "Да, я безспорно изменился". Это судить людям, которые долгие годы слушают меня. Но, судя по отзывам в интернете, я совершенно сошел с ума. А значит, я делаю все правильно. Эти отзывы присылают те поклонники, которые не приемлют того, что я делаю сейчас. В сетях интернета сидят, как правило, мальчики и девочки из благополучных семей, имеющие с юных лет компьютер и досуг, которые считают себя шибко умными и всезнающими и берутся судить обо всем и обо вся, не сделав в этом мире пока еще ровным счетом ничего. А как раз старые, постоянные, кондовые слушатели более восприимчивы к изменениям. Они быстрее понимают и принимают их. Например, песня "Мы - православные" сейчас воспринимается залом очень хорошо, хотя она была очень и очень необычна для "Алисы". Не могу сказать, что я поднялся. Как говорят святые отцы: "Если думаешь, что ты стоишь, то уже падаешь". Поэтому говорить о том, что я стою или поднялся, значит упасть.

А пытаетесь ли Вы приобщить к Православию знакомых, которые не разделяют Ваших убеждений?

КК.: Я уважаю выбор, свободу выбора каждого. А кто я такой, чтобы заявлять: "Вот я - православный, я выше тебя, к примеру, - мусульманина". Он мне сразу резонно ответит: "Какое ты имеешь право называть себя православным? Ты ведь делаешь то-то и то-то!" И я уже сижу в луже. Поэтому я никогда не дерзну кого-то учить жить. Для меня совершенно ясно, что единственный путь спасения - это вера правая. Но во мне еще столько вопросов, с которыми надо справляться, а я по лености своей природной оставляю все на завтрашний день. Лучшая проповедь - это моя собственная жизнь. Поэтому надо стараться соответствовать званию православного.

Стараетесь ли Вы дать своим детям православное воспитание?

КК.: Строго православное воспитание я дать им не могу, потому что сам - не строго православный, если смотреть по канонам. На мой взгляд, я не имею права заставлять детей жестко поститься. Просто напоминаю им: "Сейчас пост, сейчас пост!" А там уж как сами решат (смеется). Я не заставляю их не смотреть телевизор. Они смотрят его, играют в компьютерные игры... - как все дети. Понимаете, любой запрет, особенно в жесткой форме, формирует "болезнь запретного плода".

То есть Вы не нарушаете их свободы?

КК.: Стараюсь не нарушать... Ну конечно, и ремня даю время от времени, что тоже необходимо, на мой взгляд, когда все аргументы исчерпаны... Кого люблю, того и наказую. Во всяком случае, мои дети знают, что такое служба, куда ставить свечи за упокой или за задравие, что такое алтарь. Маша (старшая дочь) поет в храме на клиросе. Они не шарахаются от священников (что, кстати, часто бывает в нецерковных семьях), поскольку у меня часто бывают в гостях мои товарищи священнослужители.

Чем сегодня является для Вас музыка? В 70-80-е годы рок-музыка была довольно сильным инструментом социального протеста в обществе. В начале 90-х годов музыка становиться, в первую очередь, бизнесом. Какие цели Вы ставите перед своим творчеством и какие задачи пытаетесь решить?

КК.: Никаких целей и задач я, мягко говоря, не ставлю. Могу сказать одно, что протест без веры, как правило, заканчивается наркоманией, то есть смертью, или "хождением из окон", то есть самоубийством. Это обычный протест человека, не чувствующего опоры, не знающего своих корней. Потому что он протестует стихийно против общества, против того, что в этом обществе творится, но не знает, почему это творится, и как найти выход из этой ситуации, как найти противоядие, как найти спасение, и что есть это спасение. Отсюда такие печальные исходы. А протест с верой - конструктивен. Я об этом могу говорить, потому что я все ступени этого протеста проходил: сначала был просто протест, а сейчас протестуем против мира ... Как спел Виктор Цой: "Весь мир идет на меня войной". Именно сейчас я эту песню ощущаю своей, очень родной. Вера дает силу. Теперь на счет коммерции. Музыка для меня как для профессионала - это то, что я люблю, то, что как бы занимает мое сердце. Я очень люблю играть концерты, я не могу от этого отказаться. Видимо, я так "заточен", что на сцене под рев гитар я очень хорошо себя ощущаю - тут я на месте, как рыба в воде. Когда я выпадаю из этой концертной чреды, я чувствую себя неплохо, но мне чего-то не хватает. Вместе с тем, я еще умудряюсь за это получать деньги. Это позволяет моей семье существовать. Ничем другим я не занимаюсь. Но здесь есть отличие от попсы. Моя главная задача - поделиться тем, что у меня в сердце, на душе. Поэтому не знаю, коммерческая мы группа или не коммерческая - с какой стороны посмотреть. Если она профессиональная, значит коммерческая, но, с другой стороны, это то, что идет от сердца, что приносит радость, в отличие от попсы, где главное - это слава, деньги, успех... Вот и все.

Рассматриваете ли Вы свое творчество (музыку, тексты) как миссионерское служение, проповедь, призыв к Богу?

КК.: Я ни в коем случае не рассматриваю свое творчество как миссионерство, поскольку, честно говоря, я на это благословения не получал, потому что не просил. Я просто боюсь у духовника просить благословения на подобные вещи. Я делаю то, что считаю необходимым делать мне по сердцу. Я пою те песни, которые мне хочется петь. В этих песнях выражаю то, что происходит во мне. А талантливо или нет - судить не мне. У нас есть более умные, более глубокие, более продвинутые в плане миссионерства люди. Тот же Кураев, например. Он гораздо больше знает, нежели я, больше читал, имеет замечательную память и бесспорный дар литератора. Вот он и занимается чисто миссионерской работой.

Не возникали ли у Вас в душе сомнения о правильности выбранного Вами пути после Вашего прихода в Церковь?

КК.: К несчастью, у нас многие люди находятся не на своем месте и глубоко страдают от неверно выбранного пути, профессии. Слава Богу, я выбрал правильный путь (не зависимо от того, что я закончил экономический факультет Московского технологического института). Со страхом представляю, как бы я занимался тем, что хотел мой отец. Он по своему представлял себе благополучие сына. Царствие ему Небесное. Конечно, он желал мне добра... Я для себя четко определил, что не существует плохих профессий, не угодных Богу. Профессий можно поменять тысячи, лишь бы они приносили радость. Каждый должен делать свое дело добросовестно и стараться, чтобы это было угодно Богу. Существуют люди, ответственные за свои поступки, и не очень ответственные. Поэтому мера ответственности недобросовестного хирурга, иерея или учителя гораздо выше. Для меня же это заключается в следующем: наиболее ясно выражать свою позицию поэтическим образом, и чтобы не было никаких кощунств в текстах. Раньше я испытывал раздвоенность несколько лет, а сейчас появился покой в душе по этому поводу. Меня вопрос о профессии сейчас не тревожит, хотя он может опять возникнуть.

Сегодня Православную Церковь часто упрекают в консерватизме, в непонимании стремлений, проблем, желаний современного общества. Как Вы думаете, каким образом можно преодолеть разрыв между Православием и современной молодежной культурой, как воцерковить ее?

КК.: Это задача из задач! Над ней билось не одно поколение. На мой взгляд, прежде всего нужно не забывать, что необходимо безмерно уважать свободу каждого, а жесткими назиданиями, без уважения к свободе, можно только оттолкнуть молодежь. То есть работать с ними нужно очень осторожно. Вот пример. У меня одна знакомая пришла в храм, хотела причаститься, но не готовилась как положено, многого не знала. На исповеди рассказала все батюшке, он посокрушался и говорит ей: "Вообще-то, я не должен допускать тебя до Причастия, но если не допущу, то ты больше и не придешь. Поэтому допускаю, но учти...", и ставит определенные условия. Церковь неизмеримо сильней, выше всего человеческого, и поэтому ей не требуется такого тотального привлечения к себе, как всем сектам, которые всевозможными сетями завлекают людей. Врата адовы широки, но и туда надо завлекать. А к Господу завлекать никого не надо. Господь Сам приводит к Себе.

Материал подготовил Михаил Первушин, 4 курс МДС.

© Константин Кинчев. При использовании материалов ссылка на www.alisa.net обязательна.

Взгляд на "Алису" из Церкви.

Сегодня в нашу церковь приходят двумя путями.

Одни люди приходят потому, что искали истину. Они искали Небо, а войдя в Церковь, кроме неба обрели еще и землю - почву под ногами. Они искали истину, а нашли свою родину. До крещения история и культура России казалась им (и мне) скопищем несуразностей и ошибок. Но принятие Евангелия дало возможность стать единомысленным с Андреем Рублевым и Достоевским...

А есть люди, для которых первична не философия, а боль за свою Родину. Они болеют за страну, мучаясь все время вопросами - кто мы такие, откуда, зачем? И однажды они начинают понимать, что невозможно ответить на эти вопросы, не разобравшись, что же такое православие. В поисках земли они обретают Небо.

Но встречаемся все мы в одном месте - в храме. И вместе можем сказав о себе словами кинчевской Трассы Е-95 : Я иду по своей земле к Небу, которым живу .

Наша вера предполагает, что нам интереснее безнадежные дела. Зачем занимался тем, что и так будет иметь успех? Мы беремся только за то, что обречено. И, случается, побеждаем. А Вы еще спрашиваете, почему православие в основе своей авантюрно! Да, противостоять сегодня радикальному исламу - это такая авантюра: с нашим-то внутренним разбродом, с таким изломанно-перевязанным инструментом! Особенно если учесть, чью войну ведь приходится вести на два фронта. В противостоянии исламскому фундаментализму ведь надо еще предохраниться от зачатия своих православных террористов и инквизиторов. В Русской церкви сегодня немало людей, которые несут в себе семена нашего собственного ваххабизма . Ой, как верно поет Константин Кинчев: Устоять на краю, да не пасть в самосуд, Вот такое дано дело нам .

Песни Кинчева - это протест против потребительства. Материализма. Банального примитивизма. Беспросветный оптимизм - вот их главный враг, я думаю. Разумеется, моя оценка не должна быть глобальной. Я не могу сказать, что русский рок - весь из себя такой хороший, белый и пушистый. Это не так, он очень п стрый. Я вижу по интернетовским дискуссиям: люди нередко цитируют весьма и весьма антихристианские цитаты из каких-то рок-групп. Но если кто-то из писателей - сатанист, из этого было бы поспешно делать, вывод, будто у Церкви конфликт с Союзом писателей.

Рок - это просто средство, форма объяснения человека с человеком о том, что наболело.

В определенном смысле грохочущий рок сродни молчаливой медитации. И там, и там внешний мир как бы отрезан, есть только я и то, думать о чем, переживать что мне сейчас важно. В медитации молчание отрезает человека от внешнего мира. В роке грохот оглушает, то есть делает то же самое: внешнее, обыденное уже не пробивается. Но медитировать , конечно, можно о разном. Сходство техники не означает единства опыта.

Я не думаю, что если положить текст Кинчева на сладенькую мелодию, то он от этого выиграет. Совсем не выиграет. Христианство не должно быть сладеньким . В нем есть место и Божию гневу. А какая музыка лучше, чем рок, способна это выразить?

Вот песня Кинчева об апокалиптических всадниках:

По имени - Рок,
По жизни - Звезда,
По крови - Огонь,
По судьбе - Борозда,
По вере - Любовь,
По религии - Крест,
По сути - Опричник Небес.

На Рыжем коне
Он движется в мир.
Рубцы городов,
Бородавки квартир
Врачует война.
Землю не уберечь,
Не мир он несет, но меч.

По имени - Суд,
По жизни - Обвал,
По крови - Баланс,
По судьбе - Ритуал,
По вере - Любовь,
По религии - Крест,
По сути - Опричник Небес.

Он движется в мир,
Его конь Вороной,
И зоркий дозор
У него за спиной.
Он враг полумер,
Он свидетель конца,
Имеющий меру Отца.

Все, чем дорожит зверинец,
Меч срежет с лица земли.
Так меру вершит Кормилец.
Горькая правда - полынь,
Пока не многим знаком этот вкус.
И только этой горечи болью сродни блюз.

По имени - Свет,
По жизни - Закон,
По крови - Руда,
По судьбе - Перезвон,
По вере - Любовь,
По религии - Крест,
По сути - Опричник Небес.

На Белом коне
В мир движется он,
Победой овеян
Его легион.
Солдат - венценосец.
Спасителя лук он принял
В руки из рук.

Все, чем дорожит зверинец.
Лук перечеркнет стрелой.
Так мир исцелял Кормилец.
Свет Откровения свят.
И тайну не вручишь словам.
Но я все же пою этот блюз ВАМ!

Что я могу сказать? Недогматично, но здорово! Столь же недогматичны были средневековые фрески Страшного Суда. Но свою педагагическую правду они несли. Пробирало.

Но Константин Кинчев не только на тему Апокалипсиса поет. И его фраза о смене тысячелетий, как об улыбке Творца, есть как раз пример замечательного проявления трезвости, не приемлющей всевозможные ужастики по поводу календаря...

Я думаю, что у меня и у Константина Кинчева - при всем нашем возможном разном разновкусии и несогласии в каких-то деталях - есть одна общая боль: нам больно, что в самой Церкви нет умения понимать и терпеть это разнообразие языков.

Как-то, выходя из одного Дома культуры, где была моя лекция, две бабулечки-прихожаночки возмущались: Ну как же можно так в храме говорить! Они забыли, что они не в храме, что это была совсем не приходская проповедь. не всенощное бдение. С другой стороны, я был этому очень рад. Это означает, что я говорил так и о том, что эта бабушка забыла, что она в театре, а не просто стоит у своего подсвечника в церкви. Значит, какая-то церковная атмосфера все же была создана, С другой стороны, поскольку были иные интонации, иные способы контакта с аудиторией, ее это все же резануло по сердцу, вошло в диссонанс с ее привычками.

Я понимаю ее раздражение. Беда в том, что очень многие, не только бабулечки, но и священники, и монахи не понимают необходимости многоязычия в Церкви, многоязычия проповеди...

Светский язык не должен подменять церковного, но и церковный язык не может быть универсальным. Мы не вешаем в храме картины - у нас для этого есть иконы. Но это не означает, что мы должны сжигать картины Джотто или Васнецова. У нас в храмах звучит наша музыка, наши распевы, наш обиход. И немыслимо, чтобы в храме звучал Реквием Моцарта. Но это не означает, что Реквием необходимо запретить исполнять во всех других местах.

И, наверное, имеет право на существование язык обращения к людям через эстрадную музыку. Тем более, что для тех людей, к которым обращается Кинчев, слово священника отнюдь не авторитет. И мой духовник, когда я еще решал, идти в семинарию или остаться в мире светской науки, очень правильно сказал: Иногда бывает, что если светский человек скажет одно доброе слово о Христе, это будет больше значить для людей, чем проповедь священника . В наше время одно доброе слово о Христе, сказанное известным актером или ученым, литератором, одна реплика, одно замечание значат больше, чем проповедь священника. Аргументы, звучащие из наших уст, порой блокируются подозрением в лицемерии: Ты поп. тебе за это деньги платят, рассказывай свои байки, мы потерпим, мы понимаем: человек же бабки себе делает как может ... Но когда человек, от которого никто не ожидал, что он в эту сторону посмотрит добрым глазом, говорит: Вы знаете, лично для меня невозможно жить без Христа, без Православия , - то это заставляет задуматься. И одн а такая фраза в устах Кинчева стоит больше, чем сто моих лекций.

И вообще в нынешнюю пору глобальной макдональдизации все те, кто призывают мыслить, кто прорываются сквозь кольцо штампов, в конце концов оказываются нашими союзниками.

Побывав в конце концов на концерте АЛИСЫ ( Небо славян ) я понял, что рок - действительно мощное средство промывки мозгов, но в данном случае это промывка мозгов от ТВ и рекламы. Надо видеть, как несколько тысяч ребят шепчут (поют, скандируют) вслед за Кинчевым:

След звезды пылит по дорогам,
На душе покой и тихая грусть.
Испокон веков граничит с Богом
Моя Светлая Русь.

В общем, я так скажу: если бы комвласти догадались в семидесятых годах поддержать рок и вместо сладеньких ВИД нашли бы и взрастили группу типа сегодняшней "АЛИСЫ" - мы не проиграли бы холодную войну . Америка нас не обыграла бы.

Да, в конце той песни, что я только что цитировал, Кинчев поет:

Что собирали отцы.
Нас научили беречь.
Вера родной стороны,
Песня, молитва да меч.
Так повелось от корней:
Ратную службу несут
Всяк на своем рубеже
Инок, воин и шут.

Кинчев на сцене - шут. Он сам так себя называет. Но стоит-то он на том же рубеже, что и воины и иноки Руси. Он тоже защищает Русское Православие, Светлую Русь.

Диакон Андрей Кураев